Чай на четыре глотка

Как требуют правила, сначала сообщу координаты места, о котором пойдёт речь: это окрестности деревни Трутнево в Чкаловском районе. Некогда там располагался богатый колхоз, но с началом перестройки он начал захиревать и теперь от былой зажиточности не осталось и намёка. Полтора десятка изб оживают только поздней весной, а к Покрову опять взирают друг на друга заколоченными ставнями.

Четверть века забвения явно пошли на пользу местной природе: грибы и ягоды из леса не выносят, а вывозят пикапами; земля готова давать по три урожая за год, кабы не климат; воткнутая и забытая арматурина к весне пускает корни, а через год удивляет селян могучим стволом железного дерева; зверья расплодилось столько, что за ними прячутся деревья.

Но главное – это вода. Если раньше я ни за что не рискнул бы помыть сапоги в ручейке за фермой, то сейчас я с удовольствием умываюсь в нём и пью его пригоршнями. Двумя ладошками можно напоить измученную роту новобранцев танковых войск. Вода всегда свежа и прохладна, она не сковывает холодом внутренности, не оставляет послевкусия, не булькает в такт шагам. А чай из такой воды обладает поистине чудодейственными свойствами. Он снимает усталость, успокаивает и возвращает силы. Надо лишь соблюдать несколько правил: не доводить воду до кипения, не использовать пакетированный чай и не выпивать больше четырёх глотков зараз. Вкус напитка настолько самобытен и ярок, что описать его словами можно лишь с использованием музыкальной аналогии.

Итак: первый глоток, самый маленький. Представьте себе ощущения старого настройщика роялей, обнаружившего в кладовке таёжного Дома культуры фортепиано со стёршимися клавишами и отломанными роликами. Он садится на банкетку, смахивает пыль, поднимает крышку, прикрывает глаза от страха, который внушает ему опыт всей предыдущей жизни, и с замиранием сердца начинает играть «Лунную сонату». Через три такта музыка резко обрывается, настройщик понимает, что он чего-то недопонимает. А инструмент-то вовсе неплох!

Второй глоток, самый большой. Начинающий гитарист, освоивший три блатных аккорда и перебор, уверенно выступающий перед зеркалом, попадает на концерт Виктора Зинчука, исполняющего каприччио №24 Никколо Паганини. Учащается пульс, над верхней губой появляется испарина, краснеют мочки ушей. Желудок, чьим рабом обычно мы все являемся, даёт команду: «Будь красноречив, глубок и тонок; загляни проникновенным взором в тайны природы; воспари над суетным миром и направь свой полёт сквозь сияющие россыпи звёзд к вратам вечности!».

Третий глоток, чуть меньше предыдущего. Это восьмая симфония Малера, положенная на язык. Десятки тонов, сотни полутонов, тысячи оттенков, колкие пиццикато, неожиданные паузы и многократные рефрены. Памяти для запоминания всей гаммы катастрофически не хватает, и организм требует ещё глотка.

Четвёртый глоток, остатний. Немного тягучий саксофон Бутмана из джаза «Неправильные мысли». Проходит пора размышлений и осмысления бытия. Организм спокоен, сердце задаёт ритм метроному, а походке позавидует разводящий Почётного караула у Вечного огня. Глаз способен различить 400 оттенков зелёного цвета, а руки – разлить поровну литровую бутылку шипучки на три стакана. Я – стойкий оловянный солдатик. Я – гранит. Я – твердь…

Казалось бы, всего-то стакан настоя из ручейка, затерянного на просторах Нижегородской области! А сколько чувств и ощущений может испытать человек от соприкосновения с живым родничком, непонятно откуда и куда журчащим! Сколько приятных мгновений может подарить сознание единения с природой! В такие мгновения всегда возникает мысль: «Как ничтожно мало надо для счастья, и как хрупка эта ничтожная малость!»

Можно ли назвать мой ручеёк достопримечательностью? Для чопорных англичан или эстетствующих французов – вряд ли. А для противоречивой русской души, которой требуется покричать на закат от избытка чувств; которой позарез нужно окунуться в прорубь на Крещение, чтобы с чистой совестью начать грешить заново; для которой воля превыше свободы, пожалуй, вполне подойдёт.